ОПУБЛИКОВАННЫЕ В РАЗНОЕ ВРЕМЯ РАССКАЗЫ

ГОСТИ (Короткие рассказы, газета «Вечерний Ленинград», 1990; Рассказы, «Вечерний Петербург», 1997 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Гости валятся, как снег на голову. Еще вчера утром никого не было. А теперь полнехонька квартира народу. Каждый занят своим: в первой комнате пьют, во второй затеяли карточную игру, в ванной стирают, туалет закрыт, там шумно вздыхают и спускают воду, в кладовке гладят кошку, на кухне ужинают и пьют чай, на балконе затеяли спор о кибернетике, в коридоре метут пол, стучит швейная машинка, возле входных дверей стоит в растерянности милиционер. Дверь туалета на секунду раскрылась и снова заперта. Из-за двери ни слова, ни звука. Ванна наполовину забита грязным бельем. Непрерывно звенит телефон. С него то и дело снимают трубку: разговор, смех, молчание или слезы. С той же настойчивостью звенит входной звонок. Гости приходят и уходят. Знакомые, малознакомые и совсем неизвестные. Грохочет мусоропровод. Вносятся и выносятся почтовые отправления. Гаснет и загорается за окнам день. Меняется мебель. Стелятся и убираются постели. Пожираются завтраки, обеды и ужины. Из квартиры не успевают выходить: «Ленгаз», «Энергосбыт» и Скорая помощь. Два раза побывали пожарные. Уже родились новые дети. За окнами с убийственным постоянством меняются времена года. Школьный сад раскидывает во всю мощь зеленый шатер и вянет. Его вырубают и застраивают пустырь. А в квартире опять новые люди. И вот, наконец, количество гостей тает. Появляются старики и старухи. Слоняются по комнатам, по долгу не освобождают мест общественного пользования. Бормочут под нос что-то хорошо всем известное. Все тише и тише. И уже не слышно их шагов. Никого. Ты один. В тишине, от которой заложило уши. Разошлись все. Посмеялись. Посплетничали. Пожили. Затихла квартирка. Вспыхивает и гаснет за ее окнами тусклый свет. И тогда звенит последний звонок, которого ты уже не слышишь.

ЛАРЁК (Короткие рассказы, газета «Вечерний Ленинград», 1990; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Обтертый, как обшлаг, угол дома и пивной ларек возле. В очереди хари и рожи. Одна среди них – твоя. Один, как перст, как капитан уходящего в дальнее плаванье корабля, в рубке которого шевелит локтями пухлая красавица. Наверное, дома у нее неприятности. Плевать! У всех дома неприятности. Путается под ногами бездомная и не раз битая псина. Скулит и жмется ко всем. Лижет с тротуара рыбью шелуху. Довели собачку до ручки! Довели ее до ручки гастронома, привязали и бросили. А сами куда-то ушли. Жмется собачка. Летом – жмется. Осенью – жмется. Зимой – сдохнет. Все там будем. Как пить дать! Вот и брызжем желтой пеной друг другу на брюки. Славку из пятнадцатой четвертого дня похоронили. Не выдержал Славка жизни, отправился в дальнее плаванье по чужим морям. Хорошо ему теперь там. А ты пока отирайся. Пока. – Эй! Парень! Дай двадцать две копейки! Куда? Да на парикмахерскую! Ну ладно, иди, ладно, говорю... Гвардейскую! Значит, полную, по самый ободок, за тридцать копеек, шик! Ах, как шумит в голове прежний портвейн! Ах, как шумит! Горит душа! Залить душу и повторить. Забить Мише баки! Забили. А вот и драчка пришла. Ишь, как бегут! Кого-то ловят. Ба! Да это никак меня?! Ну, дела! Гонят вокруг ларька! Спасите! Уби... Упал... Помогите! – Только псина и лизнула. Желтый свет и зима. Хорошо. Закрыт ларек и Зинка куда-то пошла. Эх, Зинка-Зинка... Зинка-резинка! Вот и съездил в дальние страны!.. А собачка-то, выходит, моя. Такие дела. Да.

ПИСЬМО (Короткие рассказы, газета «Вечерний Ленинград», 1990; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Сладенький мой! Пишу тебе, ибо писать больше некому. Витьку помнишь? Витьку-то? Под электричку Витька попал. Витька-то мой. А Сережку дружки сгубили. Сережку-то моего. Видно, сильно мешал им Сережка. Светка сама повесилась. В собственной своей ванной, на четвертом этаже, в квартире свой новой, Светка моя. Тетя Женя... даже и не знаю, как написать тебе про тетю Женю. Газом она, газом... Тетя Женя. А Галя-то, Галя? Помнишь, зеленоглазая? Все хотела тебя с ней познакомить, подружить. Нету больше Галочки, Галочки моей. Врачи Галочку зарезали. В нашем парке, возле дома, у памятника. Два студента-врача. Они-то ее и того... Ну а потом и студентов этих тоже. Отлилась им Галочкина кровь. Дядя Боря сам себе ногу отрубил, и до больницы не довезли. Дядю Борю-то моего. Папочка давно пропал, тоже в живых, надо полагать, больше нету. Папочки моего. Ну а про маму ты уже знаешь. Схоронила я маму с месяц назад. Сладеньки мой! Одна одинешенька осталась я на свете. И никого у меня нету, кроме тебя. Тебя вот похороню и совсем тогда ладно будет.

МУЖЧИНА С ГВОЗДИКОМ (газета «Измерение «Ф», 1990; Сборник фантастики «Магический треугольник», 1990; Короткие рассказы, газета «Вечерний Ленинград", 1990; журнал «Фантакрим-Мега», Минск, 1991; сборник современной петербургской прозы «На невском сквозняке», С.-Пб, изд-во «Петербургский писатель» – Домик драматургов, 1998 год; Рецензия на этот сборник Виктора Топорова; «Очень». Петербургские сказки, сборник, издательство «Б&К», 2003 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Жил мужчина. Но в отличие от других мужчин у него был гвоздик, которым он царапал все, что попадалось ему на пути. Что увидит – тут же возьмет и поцарапает. Увидит скамейку – нацарапает что-нибудь на скамейке. Попадется забор – на заборе свою метку оставит. Ничего не мог пропустить. Все испакостит, все испортит. Будь то автомобиль, или мотоцикл, или даже трехколесный велосипед. В-ж-жик! – и готово – появилась новая царапина. Увидел свою жену – поцарапал. И чужую тоже поцарапал. Словно нет никакой разницы – своя жена или чужая. И детей своих поцарапал, и друзей своих, и соседей. Ни одной кошки в районе не оставил, ни одной собаки. Ни одного целого оконного стекла, ни одного гастронома, ни одного постового милиционера. Себя с ног до головы перецарапал и все никак не мог успокоиться: все-то ему казалось, что где-то рядом осталось что-то целое. И было страшновато смотреть, как он методически, изо дня в день создает вокруг себя свой особый оцарапанный мир. И мучался он от этого, и ночами не спал. Видел оцарапанные сны – один страшнее другого. Все книжки на книжной полке изорвал – смотреть не на что. Наконец, добрался и до солнечной системы. Сначала поцарапал Луну, потом другие спутники и планеты. И вот, случилось, добрался до Солнца. Провел по нему первую царапину – потускнело Солнце, поблекло. Вторую провел – вспыхнуло в предпоследний раз Солнце в конвульсии. Третья царапина решила дело – погасло Солнце. И настала глубочайшая жуть. Страшно стало мужчине этой жути, и принялся он ее царапать изо всех сил и причем довольно быстро. Где царапнет, там вроде бы появится что-то ни на что не похожее. Еще царапина – еще более непохожее. И кончилась тут жуть, вся исцарапалась. И ничего не осталось на свете целого. И взмолилась тогда Вселенная. И призналась она мужчине, что ничего нет на свете сильнее его. И только после того, как взмолилась сама Вселенная, мужчина успокоился и спрятал свой гвоздик.

БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ (Короткие рассказы, газета «Вечерний Ленинград», 1990; Рассказы, «Вечерний Петербург», 1997 год; «Очень». Петербургские сказки, сборник, издательство «Б&К», 2003 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Плыла по небу туча, беременная дождём. Тёмные края её то и дело закипали от бесновавшихся внутри коротких молний, и ночной лес, застывший внизу, обнажался до самой своей тайной сердцевины. Деревья на несколько мгновений раздевались, облитые серебряным светом, и кидали в болото кривляющиеся тени. Летела ночь!

Под утро туча, всю ночь глумившаяся над лесом, обрушилась вниз тяжёлой водяной массой. После кратковременного потопа, совершившегося ни для кого, а по собственной своей причине, все пришло в норму. Пошёл мелкий дождь. Серый, промозглый, нудный, которого никто не видел. Ветер захватывал в чаше столбы водяной пыли и шарил ими поперёк просеки. Вскоре закончился и дождь. Выглянул багровый глаз солнца, пошарил по горизонту, подсушил листву. Трава к полудню распрямилась сама собой. И стало так, будто ничего не произошло, и ничего никогда не происходило. Солнце посверкало среди листвы, поднялось выше. На пронзительно-голубом небе вспухли кучевые веселые облака. Подтаяли, засияли розовым неземным светом и тронулись в путь. В те дальние края, о которых почти каждый имеет представление по слухам, корреспонденциям и кинофильмам.

Я (Короткие рассказы. Альманах «Измерения», 1991; по названием «ОН» в сборнике «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Я живу на пространстве, которое сам себе завоевал.

У меня острый и пронзительный взгляд. Хороший нюх. Спина у меня гибкая. Голова светлая, дельная. Руки гребут к себе. Зубы такие, что не вырвешься. Язык острый. Глаз наметанный. Укус мой страшен. Я плодовит. Хороший семьянин. Может быть, из-за всего вышеперечисленного у меня много врагов. Кроме того, многие не переносят моего запаха – отворачиваются или даже прячутся при моем приближении. Я ловок в делах. Скрытен. Опасен. Еще я хорек.

КАК СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ? (Короткие рассказы. Альманах «Измерения» 1991; альманах «Чиж и Ёж», 2003 год;. «Очень». Петербургские сказки, сборник, издательство «Б&К», 2003 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Когда мне подарили большого игрушечного Львенка, я заметил, что начали пропадать некоторые ценности, нажитые честным трудом: сначала куда-то подевалось равнодушие, которое я тщательно в себе культивировал в последние годы. Уже смирившись с первой пропажей, через некоторое время я не досчитался нахальства, которое питало меня. А однажды вечером обнаружил очередную утрату: совершенно улетучилась угрюмость, под старость начавшая вить себе гнездо в моем характере.

Как-то утром я проснулся и почувствовал себя наполовину обворованным. Но Львенок как раз заканчивал завтракать моим эгоизмом, и мне ничего не оставалось, как забыть о себе.

Прошло несколько дней. Я все чаще начал замечать в себе отсутствие жизненно важных качеств: неумения слушать других, зависти, грубости. Всего, конечно, тут не перечислишь. И тогда я начал горевать. Как это? Внезапно остаться совершенно голым, совершенно обворованным среди богатых людей! И уже подумывал: не отнести ли ненасытного зверька к соседу? Но жадность – последнее, что он мне оставил, кроме страха, взяла верх. И тогда он разделался с моей жадностью.

И вот однажды, проснувшись, я почувствовал себя совершенно опустошенным. Но тут же испугался, ибо был все еще довольно пуглив: а вдруг, проголодавшись, он перекусит и моей индифферентностью? На зубах у зверька в этот момент что-то хрустнуло. Я пригляделся: это был мой страх. От него еще оставался маленький недоеденный кончик – инстинкт самосохранения – но скоро исчез и он.

Теперь у меня ничего нет. Нет даже инстинкта самосохранения. В любой момент я могу вывалиться с балкона или попасть под грузовик. Зато я счастлив.

БИОГРАФИЯ (под название «Мое детство» изд. ВГИК «Немые и звуковые этюды», 1981; Рассказы, «Вечерний Петербург», 1997 год; под названием «Встреча» в сборнике «Очень». Петербургские сказки, издательство «Б&К», 2003 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Я смотрюсь в прошлое: там, по разбитым тротуарам поселка Вырица бегает худой голенастый мальчуган. У него большие уши, чем-то перепачканный рот и лохматая голова, в которой тысячи идей и ни одного сдерживающего центра. В результате он, как мешок, валится с дерева и даже не может заплакать, так перехватило дыхание. А вот он, цепляясь за куст, тонет в реке и силится, чтобы не закричать и не позвать на помощь взрослых. Вот какой-то взрыв, он стоит с обгорелым лицом. Опять слезы. Но кругом столько соблазнов, мир прекрасен! – Драки, яблоки за чужим забором, ссоры с прабабкой, темный колодец, дальний угол сада, сырой и таинственный... Что там случается ночью? Тысяча дел!..

Беседка, увитая плющом, винное дерево коринка. Рядом штабель дров. И игра в прятки, чтобы подглядеть в беседке за целующейся парочкой. Они тоже дачники.

А вот конфеты в мутной вазе на верху буфета. Прабабкина библия. Деревянная игольница в виде кукиша. Второй этаж и библиотека двоюродного деда. Наутро – рыбалка, потом обед, потом за молоком к соседям. Потом – встречать поезд. Сходить еще раз посмотреть на строительство нового клуба взамен сгоревшего. Говорят, на этом заборе во время пожара висел, зацепившись за него штанами, пожарник. Смешно!

Еще нужно потопить комаров в бочке с дождевой водой, поковыряться рядом с навозной кучей и добраться до червяков. И покормить уставшую за день лошадь ассенизатора, и посмотреть из-за забора. Потом спрятаться и устроить большой переполох. Высморкаться в чей-то (неважно в чей) передник.

Вечером послушать страшную историю про мизинец в буханке хлеба. В воскресенье сходить с прабабкой в церковь и подышать чем-то сладким, что дымит в металлической чашке у дьякона. После обеда покрутить точило и найти удочку на чердаке. А вечером прокрасться в дальний угол сада, где всегда сыро и таинственно, и вдруг увидеть себя взрослым: разочарованным, страшным – ДРАМАТИЧЕСКИМ МАТУРГОМ. Испугаться и спрятаться у прабабки в переднике.

А больше в жизни не бывает ничего интересного!

ГОРОД ВЕЧЕРОМ (Рассказы, «Вечерний Петербург», 1997 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Вечером в город приходит большая чума, и можно, стиснув зубы, застонать от одиночества, и этого, слава Богу, никто не услышит; вечером оглядываются друг на друга влажными от желаний глазами, проститутка превращается в принцессу, а у подлеца текут по щекам слезы раскаяния; вечер разглаживает старику морщины, молодому нашептывает мудрость – еще безумнее следовать своим инстинктам; вечером есть плоть, в которую можно вцепиться зубами и глаза, чтобы видеть и тело, чтобы чувствовать увиденное глазами, и силы, накопленные за день, вколачиваются в одно движение, в один вздох; вечером дураку принадлежит весь мир, бессмертный облачается в саван, трусливый карабкается на колокольню своей мечты, импотент обретает забвение, вышелушиваются укутанные в шелуху слов истины, озабоченный вытирает испарину, слепой получает зрение, влюбленный учится ненавидеть, ищущий находит смысл, непонятливый так ничего и не понял, а у равнодушного ничего не получилось; одинаковый ведет себя одинаково, однообразный – однообразно; вечером все построено на противоречиях; вечером можно добиться того, что не получилось днем, невозможное останется по-прежнему невозможным; отважный опять отважится на отчаянный поступок, вызывающего жалость жалеют с новой силой; вечер, как раскаленный шар, катится все дальше и дальше, опаляя и сея надежду; вечером растекается по углам серая пена дня, и ничего не стоит прийти в этот мир, как и уйти из этого мира; вечером совершается карнавал похожестей; а по городу бродит великан в громадных резиновых ботах: «бумс! бумс!»; вечером приходит в город большая чума, и можно, стиснув зубы, застонать от одиночества, и этого, слава Богу, никто не услышит. Вечер, как безумный, пританцовывая, с расширившимися глазами, идет через площадь... 

ПОТОМУ ЧТО Я ВЗЯЛ ТЕБЯ В ПЛЕН! (сборник  «Петербургские авторы конца тысячелетия» (первый выпуск альманаха «Ландскрона»), изд-во Буковского, 1996 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Весной в городском парке начали пересвистываться милиционеры, глубоко утопая сапогами в прошлогодней листве.

Пернатых еще не было, милиционерам выпала честь открыть весну и они прогуливались в парке парочками.

Мимо них, мимо испачканных за зиму парковых скамеек торопился на городскую промежуточную станцию железной дороги человек в ватнике, в ватных же брюках, с рюкзаком и чехлом от теннисной ракетки. Проходил стороной, опасливо косясь на милиционеров, не желающих, впрочем, причинять ему никакого вреда. Но загляни они в чехол, но догадайся о причине, заставившей гражданина подняться в голубую рань и переться на станцию – они бы, пожалуй, пригляделись к гражданину повнимательнее и, чего доброго, нанесли бы ему материальный ущерб путем изъятия у него малокалиберной винтовки, разобранной на части и спрятанной в чехле. Однако милиционерам было недосуг – они прогуливались по парку, как уже было замечено, парочками, подставляя обтянутые блестящей кожей лица первому весеннему солнцу.

Имя человека, который хотел скрыть его от властей, было Володя. Торопился же Володя на поезд 7 часов 14 минут, чтобы добраться до заповедника, находящегося невдалеке от города. Там он хотел, никем не замеченный, провести два восхитительных выходных в палатке и дикости, сварить суп из заповедной зайчатины или тетеревятины. Володе было уже тридцать, а дикое мясо он ел только дважды. А мяса хотелось. И даже не мяса, а чего-нибудь такого... мужского, какого-нибудь маленького убийства. Потому что у Володи ушла жена, и он не понимал, почему она ушла.

О заповеднике же рассказал ему приятель, у которого так же уходила жена, Алешка, браконьеривший там прошлой осенью. Винтовку дал, палатку дал. И Володя поехал.

От станции железной дороги на автобусе, потом пешком три километра вдоль озера, вверх по ручью, мимо заброшенной пасеки, и Володя прибыл на место.

По дороге удачным выстрелом он сковырнул с березы полинявшую белку и теперь вспоминал: можно ли ее есть? А если все-таки можно, то что с ней перед этим делать, чтобы не есть сырую? Тушить? Варить? Жарить? Что?..

Было два часа дня. На краю болотца уже стояла володина палатка. Уже два или три раза он спотыкался на ее колышках. Уже стало ясно, что делать с белкой – сунуть в рюкзак, а в городе загнать первому попавшемуся таксидермисту. Уже Володя приготовился к обеду: достал банку консервов, лук, несколько картошин, хлеб, соленый огурец и соленый же помидор, уже помятый. Кое-что положил на предварительно расстеленную на траве газету, а кое-что сунул в котелок и повесил его над костром. (Заметим, кстати, что не обошлось и без спиртного.) Заповедник, хорошо!..

Из леса вышло странное существо, не похожее на человека. Этакий нечеловекообразный человекообраз. Оно шло, прихрамывая на правую ногу и, по всей видимости, направлялось к костру.

Володя бросился было в палатку за винтовкой, но существо это как-то ловко прыгнуло и оказалось как раз между Володей и винтовкой. Село. Скрестило под седалищем ноги. Зевнуло...

Заглянув к нему в пасть, полную желтых клыков, Володя вдруг установил точное ему название: «Мясоед». Ну, Мясоед и Мясоед. Да и хрен с ним совсем!

Володя не стал хвататься за винтовку не потому, что испугался какого-то там Мясоеда. Просто не знал, что делать с таким количеством мяса? Да еще и неизвестно, годится ли оно в пищу?.. А может, оно уже прирученное? Может, оно вообще домашнее животное? Ишь, как смотрит! Может, оно убежало? Может быть, за него премию получить можно! А он может взять и привести его обратно, туда, откуда оно сбежало. Может?

Короче говоря, стрелять Володя воздержался. Сел поближе к костру и начал есть.

– Кость в горло! – сказал Мясоед хорошо поставленным голосом.

– Какая кость?.. – растерялся Володя. – А, так значит, ты разговариваешь! Кто тебя научил? А ну, отвечай! Ну?! – Володя замахнулся на Мясоеда ложкой.

Мясоед пожал плечами и отполз в сторону. Опять скрестил под седалищем ноги. Достал трубку, набил ее из кисета и чиркнул спичкой. Раздался взрыв.

...Разглядывая лежащее ничком огромное мясоедово тело, Володя размышлял над причиной взрыва. Но ничего не размыслил. Тогда он встал и подобрал отброшенную в сторону огромную мясоедову трубку. Грязную, прожженую. Поковырял ее пальцем, заглянул внутрь, понюхал... После чего взял в руки мясоедов кисет...

– Да ведь это порох! – вырвалось у него непроизвольно.

Бедняга, даже курить его не научили. Разговаривать научили, а как курить – не показали. А может быть, оно все-таки не Мясоед? – с беспокойством подумал Володя. – Жаль. Уж больно хорошее название, менять не хочется. Ничего себе заповедничек развели! Может, не один он тут? Может, тут их двое или даже трое? Может такое быть?

Мясоед к этому времени очухался и громко вздохнул.

– Ну? – строго спросил его Володя.

– Кисет перепутал.

Плохо его все-таки говорить научили, ничего не понятно! А может, он сумасшедший? Сумасшедший Мясоед! Набрел на него, поди ж ты!.. Алешка вот живой вернулся...

И тут блестящая догадка осветила мозг Володи: это же этот, как его, мать родная евонная! Да я же про них в книжках читал! Не миновать премии!..

Володя раскрыл объятия и бросился на реликтового гаминоида. Человеческим языком выражаясь – снежного человека.

Мясоед равнодушно отпихнул Володю задней лапой и повернулся на другой бок, мордой к лесу.

Володя перевернул его обратно.

Мясоед подоткнул под себя клочья шкуры и плотоядно сглотнул. И опять отвернулся.

Володя вновь его перевернул.

На что мясоед плюнул и нехорошо выругался (просто можно сказать матом).

Может быть, это все-таки не гаминоид? Тогда он кто? Ведь за ошибку потом, когда будут вручать премию, может быть, придется краснеть. Может? Хорошо бы сначала, в интересах науки, хотя бы установить гаминоидов пол!

Мясоед же молча, пока Володя его устанавливал, отпихивался и сопел.

– Ну и черт с тобой. Не больно-то и хотелось! – сказал вконец измучившийся Володя. – Пропадай так. Пошел к чертовой матери. До свиданья! – Он бросил Мясоеда и хотел отойти в сторону.

– Да нет, теперь, пожалуй что здравствуй! – отвечал ему Мясоед, как-то совсем уже нехорошо стреляя глазами из-под косматых бровей.

– Почему это «здравствуй»?

– Потому.

– Ну а все-таки?

– Потому что я взял тебя в плен!

Когда Володю со связанными руками Мясоед гнал на станцию железной дороги и дальше – в дежурку – попавшийся им навстречу милиционер поинтересовался, крутя в руках свисток и опасаясь случайно засвистеть:

– Начеку, Трофимыч? Браконьеришку гонишь?

– Гоню, голубчик, гоню, – отвечал Мясоед, ударяя Володю коленкой под зад. – Третий за эту неделю попался!

– Ну, гони-гони, – сказал голубчик милиционер и все-таки не удержался и засвистел на всю округу.

ГАДКИЙ У. (Сборник современной петербургской прозы «На невском сквозняке», С.-Пб, изд-во «Петербургский писатель» – Домик драматургов, 1998 год;  Рецензия на этот сборник Виктора Топорова; «Очень». Петербургские сказки, издательство «Б&К», 2003 год; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

В одном месте жил Гадкий У.

Был он интересен тем, что в ранней молодости был гадок до такой степени (при довольно сносном характере), что один добрый человек пожалел беднягу и пообещал ему, что со временем Гадкий У. превратится в Прекрасного Л. Наобещал, одним словом, с три короба, лапши навешал. Лишил покоя и сна. С тех пор Гадкий У. и стал к себе присматриваться: с месяц назад, например, под носом ничего не было, а теперь пробились маленькие симпатичные усики. Прыщи прошли. А в одно лето подрос Гадкий У. аж на целых шесть сантиметров! Так шло время.

Превращался Гадкий У., превращался, однако, окончательно в Прекрасного Л. все ж таки не превратился. Отчаялся и с отчаяния завел себе скверную привычку: встанет утром, посмотрит на себя в зеркало и плюнет с досады. И потом весь день, естественно, ходит с отравленным настроением. Можно сказать, – всю жизнь. И видно оттого что-то в своей жизни главное пропустил: не успел опомниться – жизнь прошла, старость подскочила: выпали зубы, повисло брюшко. И с новой силой мальчишки во дворе (только не прежние, те уже состарились, а новые, недавно родившиеся) кричали вслед ему: «У, какой гадкий-гадкий-гадкий-прегадкий!» И от этого, честное слово, хотелось поотрывать им всем к черту их поганые головы!

Портфель под мышкой, мятый костюм, лысая башка вся в морщинах и сверлящий взгляд с неубитой надеждой – это и был теперь Гадкий У. Подойдет к луже, заглянет в нее, взмахнет с отчаяния руками (а портфель-то бац из-под мышки в лужу и только круги по воде!) и увидит, что стал еще гаже, чем был даже до этого. Да еще и сильно гаже. И к тому же с испорченным характером. Настолько испорченным, что просто не хочется ничего об этом больше рассказывать. Мораль? Да нет же никакой к черту морали на свете! Взяли и испортили неплохого может быть парня – это раз. Просто верить никому нельзя, буквально ни единому слову! – это два. Жил бы себе мирно, тихо... БЫЛ БЫ ТАКИМ ЖЕ ГАДКИМ, КАК И ВСЕ!!! – это три.

А так только взял и со всеми переругался!

КАК РАЗЛЮБИТЬ ЖЕНЩИНУ? (Сборник современной петербургской прозы «На невском сквозняке», С.-Пб, изд-во «Петербургский писатель» – Домик драматургов, 1998 год; Рецензия на этот сборник Виктора Топорова; сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

От Финляндского вокзала электричкой до станции Токсово, на перрон и с него через улицу, вдоль забора – за ним обрывки фраз, стук прикладов, шаги солдат без числа и без пользы – чужая незнакомая жизнь. Потом дальше, круголя через перелесок в сторону Кавголова и вновь вернуться к полотну железной дороги. С высокого песчаного бугра видна Карелия, бывшая Карьела – вернисаж северной скупой красоты: блеск озера, неровные еловые сопки, береза и возле ее единственной ноги невзрачный валун. Внизу, под бугром, пролегли две металлические нитки железной дороги: заржавленный гравий, лестница мазутных шпал, уходящая влево и вправо... Куда? Зачем?.. Насыпь усыпана бородавками высохшей за лето земляники, и есть ее уже нельзя. Осень.

На кустах шарики не обобранных за лето ягод, под ними какие-то совершенно уж невзрачные и ненужные цветы. Клок желтой газеты и две собаки без ошейников.

На этом хорошо было бы и закончить, но на бугре, над полотном железной дороги сидит на корточках человек лет тридцати пяти, ест бутерброд и невесело смотрит на поезда. Рядом валяется в траве пустая бутылка. Сегодня он хотел напиться, и это у него не получилось.

Обе собаки прерывают свой бесцельный бег и устраиваются за кустом неподалеку. Они знают, они уже научились – человек поднимется и уйдет, и после него обязательно останутся вкусные крошки. Их можно будет подобрать и съесть. И даже тогда, когда наступят совсем уже неприятные времена – полетит мокрый снег и упадет листва, – даже тогда сюда вернуться и подобрать оставшееся, незамеченное. А потом побежать на станцию, на перрон, вдоль забора с гортанной солдатской речью, на площадь, совершить ежедневный круг обездоленных. И будет яичная скорлупа, сгнившее яблоко, полинявшие фантики от конфет, консервная банка – остатки тех пиршеств и пикников, которые случались здесь летом.

Человек, жующий бутерброд, тоже сегодня – в который раз! – проделал этот путь. Он приехал в Токсово, как приезжал и в прошлое воскресенье, и в позапрошлое, и еще до этого. Когда именно, он не помнит, да это и не важно. Теперь он появится в этом месте только весной (пусть некоторым это покажется слишком сентиментальным!). Но однажды он был здесь счастлив: лето, ее смех из орешника. Кто знает, что такое – счастье? Оттого сегодня и собирался напиться (тому свидетелями две собаки), и это у него не получилось. А может быть, и к лучшему? Кто знает...

Обе собаки наблюдают за ним голодным профессиональным взглядом. Сейчас человек поднимется и уйдет. Вот только почему-то медлит... Они его пересидят, переждут. Они это знают наверняка, потому что подобное случалось неоднократно. Лежат, будто нет им до него дела. И человеку нет дела до них. Он не понимает, что пикники случались не у него одного, и лишь досадует: зачем привязались к нему эти две плешивые и старые твари? Ладно, пусть сидят в свое удовольствие за кустом. Может быть, им, как и ему, тут больше нравится!

ПУТЕШЕСТВИЕ СВОБОДНОГО ЧЕЛОВЕКА (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Шёл человек.

Шёл он и шёл, все шёл и шёл. Шёл. Шёл. Шёл. А потом побежал... Он бежал, бежал, бежал... И, наконец, остановился. Присел на парапет и начал сидеть. Он сидел, сидел, сидел... пока над городом не погасло солнце. И тогда он опять встал и пошёл. И шёл всю ночь. Но лишь только показался из-за горизонта первый луч зари, он сорвался с места и побежал. Он бежал, бежал, бежал... А когда устал — вновь присел. Но уже не на парапет, а на обочину дороги, потому что за ночь асфальт кончился и началась грунтовка. На обочине человек передохнул и опять пошёл. Причём, шёл весь день: по грунтовке, по просёлку, по лесной тропинке и берегом озера. Когда начало садиться солнце, он уже находился на железнодорожном мосту, где показался медленный состав, ведомый мощным локомотивом. Состав прогромыхал по мосту, с платформ посыпался уголь и беззвучно канул в реке. Человек прицепился к последнему вагону и помчался сквозь ночь. Степь пылила. На горизонте полыхали зарницы. Но когда началось утро, зарницы погасли — гроза, всю ночь бушевавшая за горизонтом, прошла стороной. Но тут состав прибыл на узловую станцию, где началась его переформировка. От узловой до аэродрома было полчаса езды на попутке через большак, уже начавший зарастать сорной травой. На большом зелёном поле стояли вертолёты. Один из них вскоре поднялся в воздух и полетел. Он летел над большаком, над железнодорожным полотном, над степью, над мостом через реку, над озером, над лесом, над просёлком, над грунтовкой и, наконец, над асфальтом (хотя полёты над городом были строго-настрого запрещены). Потом вертолёт приземлился за городом и человек вернулся домой на трамвае.

МЕЧТАТЕЛЬ (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

В век механизмов его преследовала мысль, что городской трамвай похож на прямоугольную лошадь неестественно красного цвета. Однажды он прицепился к нему и трамвай понёс...

...трамвай мотало из стороны в сторону и било крупной дрожью. Пешеходы, брызгами разлетающиеся перед ним, на краткий миг застывали в шаге, казалось, с намерением подставить ему подножку, но в следующую же секунду отдёргивали ноги и грозили кулаками. Трамвай кидался на них, но, связанный по ногам, только звонко ржал и нёсся дальше по городу, похожему на ипподром, где животные визжат железом и трясут электрическими задами.

Он спешил. Он торопился на стадион. Он летел в пыльном вихре мечты и предчувствия. А навстречу ему неслись такие же трамваи, пугая своими углами.

Что-то жгло ему лицо. Он прижался к трамваю и вгляделся через стекло в вагон. В вагоне жили люди. В этот момент они походили на баночных сельдей, державшихся вертикально и покачивавших в такт маринованными головами. А в дальнем углу он увидел два пушечных жерла — два глаза — извергавших огонь и пламень.

От того ли, что он впился в них взглядом, глаза полетели на него, смяли, заслонив собой весь мир, и в них бешено завертелось что-то жуткое, нерифмованное, ещё никем и никогда не описанное... Это были глаза женщины!

— Тысяча поцелуев! — успел крикнуть он, краснея и вспыхивая поэтическим факелом. — Тысяча!..

...На футбол он, конечно, опоздал. Да это было и не важно: в тот момент, когда он добрался, над стадионом вырос гриб шума — забили первый гол. Гриб взметнулся и опал, словно осыпался, трухлявый — забитый гол жидко освистали.

Он не пошёл на стадион. Он уселся на скамейке и принялся разглядывать мир. И ему показалось, что трамваи, замкнувшись в кольцо, отдыхают и тихо щиплют траву...

ПЕЙЗАЖ (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Сезон умирал. Из-за гор с севера волочилась дряблая осень: с половины четвёртого и приблизительно до восьми тридцати все чаще срывались дожди. Вдоль набережной и мимо пирса текла густая, вспененная вода, от этого на полкилометра вверх улетал томительный гул — слабонервные закрывали окна. Погодка что надо, хоть застрелись! — серое в рыжих пятнах небо. В такую погоду к морю тянет разве что философов и потенциальных самоубийц. Только местные пацаны сверкают пятками по холодной гальке — собирают сувениры: кольца, часы и монеты, вынесенные осенними штормами из помутившейся глубины.

Городок уютен и чист. Над его крышами дует тёплый ветер и летают большие поглупевшие чайки. Дерутся прямо над головой и теряют жёсткие перья. В этом году чаек собралось особенно много, в воздухе постоянно стоял шум крыльев.

С приходом осени по городку растеклось скучноватое блаженство покоя. Численность его обитателей сократилась до зимней нормы, и можно спуститься от магазина до пристани, не встретив ни единой живой души. Только в заросших палисадниках хозяйки либо дуют чай, либо шлёпают по мелким лужам до туалета.

...а по горизонту медленно и неохотно передвигается, как в тире, кораблик.

АПОКАЛИПСИС (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Ему миллионы лет. В жилах его течёт старая и густая, давнего разлива кровь. Она пьянит и мучает его. Она бросается ему в сердце и голову. Она душит и перехватывает дыхание так, что он засыпает от старости: и спит в нем кровь древних монголов и индусов, китайцев и персов, римлян, греков, инков и евреев. Во сне он вздрагивает: кто-то, кто однажды прилетал на нашу планету, оставил ему в наследство страх перед неизбежным. Много в нем крови, ибо пращуры его ложились в постель, особо не разбираясь, с кем придётся. Вот и бушует теперь эта дикая смесь, смесь страшная, и просится, и рвётся на волю. Но он спит… И спит в нем кровь древних монголов и индусов, китайцев и персов, римлян, греков, инков и евреев. Берегите свою кровь, люди! Не давайте ей растекаться по планете!!! Но течёт, течёт по шарику кровь... Липкая, густая, старая и молодая. Мешается, кипит, пенится. И уже тошнит от этого разнообразия. И душно ему, душно! И наступит час, когда он проснется. Когда над миром встанет не новый день — нет! Не солнце, нет! — поднимается на горизонт многоголосое, стоязыкое, тысячеликое мурло ИДИОТА, чтобы на всех языках прокричать человечеству, что наступил конец света!

У ДВЕРЕЙ (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Она сидит на лестнице возле двери. Дверь закрыта, она её тихонько скребет и поскуливает:

— Пустите, пожалуйста, на улице холодно и одиноко!

Но тихо за дверью.

Они притаились. Да-да, они не хотят впустить меня. А мне бы только на минуту. Я бы быстро обежала дом и все посмотрела. Заглянула бы в ванную: тут меня мыли. На кухню: здесь кормили меня. В комнату: тут я спала. Мне бы только на минуту, но меня не пускают. Жестокие, жестокие люди!

Когда гнали меня, говорили: больше не возвращайся! И я долго-долго не возвращалась. Почти целый месяц. А потом стало мне плохо: полетела с деревьев листва и начал падать снег. И луна над городом повисла такая большая-большая и такая холодная-холодная, что захотелось завыть. И тогда я решила вернуться... Обогреться, оттаять. Но меня, разумеется, не пустили. Открыли дверь и сплюнули сквозь зубы: сука! Мне было очень обидно. Я спустилась до первого этажа и опять поднялась. Я хотела все объяснить, все исправить. Поскреблась... Но дверь не открыли вообще! Неужели у них не хватит сердца, чтобы простить? Ведь я исправилась, я стало совсем хорошей. Такой хорошей я, наверное, никогда раньше не была! Поскребусь... Простите, слышите? — Не открывают. Спущусь во двор. А потом опять поднимусь. Я сука, я это знаю. Но что мне желать, если я такой родилась? Наверное, в этом виноваты мои родители: папа и мама. Ах-ах, что же делать? Во дворе холодно и одиноко. Даже детей нет, чтобы с кем-нибудь поиграть. Вечер. Почти ночь. А я здесь. Ах, какая я сука! Прифуфырилась, накрасилась, надела новые колготки. А меня не пускают! Посижу до утра...

ЛАРЕК (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

1975-й год. Обтёртый, как обшлаг, угол дома и пивной ларёк возле. В очереди хари и рожи. Одна среди них — твоя. Один, как перст, как капитан уходящего в дальнее плаванье корабля, в рубке которого шевелит локтями пухлая красавица. Наверное, дома у неё неприятности. Плевать! У всех дома неприятности. Путается под ногами бездомная и не раз битая псина. Скулит и жмётся ко всем. Лижет с тротуара рыбью шелуху. Довели собачку до ручки! Довели её до ручки гастронома, привязали и бросили. А сами куда-то ушли. Оторвалась собачка. Теперь жмётся. Летом жмётся. Осенью жмётся. Зимой сдохнет. Все там будем. Как пить дать! Вот и брызжем жёлтой пеной друг другу на брюки. Славку из пятнадцатой четвёртого дня похоронили. Не выдержал Славка жизни, отправился в дальнее плаванье по чужим морям. Хорошо ему теперь там. А ты пока отирайся. — Эй! Парень! Дай двадцать две копейки! Куда? Да на парикмахерскую! Ну, ладно, иди, ладно, говорю... Пошутил. Гвардейскую мне! А это значит полную, по самый ободок, за тридцать копеек — шик такой! Ах, как шумит в голове прежний портвейн! Ах, как шумит! Горит душа! Залить душу и повторить. Забить Мише баки! Забили. А вот и драчка пришла. Ишь, как бегут! Кого-то ловят. Ба! Да никак это меня?! Ну, дела! Гонят вокруг ларька! Спасите! Уби... Нет, не уби… Просто сам упал. Помогите! Только псина и лизнула. Жёлтый свет и зима. Хорошо. Закрыт ларёк и Зинка куда-то пошла. Эх, Зинка-Зинка... Зинка-резинка! Вот и съездил снова в дальние страны!.. А собачка-то, выходит, моя. Такие дела. Да…

ПОЛДЕНЬ (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Человек проходит по песчаной дорожке садика и садится на скамейку. Жарко. У его виска вьётся оса. Человек отмахивается от неё и оса улетает. В песочнице играют дети. Дети играют на холодном, мокром песке, недавно политом из лейки, и детям, наверное, не жарко. А человеку жарко! Он снимает пиджак и кладёт его рядом с собой на скамейку. Он думает о том, что в прошлом году было не так жарко. А вот в этом жарко. Да, жарко... Дети в песочнице ссорятся и принимаются бросаться песком. Пригоршня песка долетает и до скамейки, на которой сидит подошедший человек. Он отодвигается и думает о том, что в песок, пожалуй, играют не только дети...

— Вовочка! Вовочка! — из окна стоящего рядом с садиком дома высунулась бабушка. Но внук её не слышит: он увлечён, он засовывает пригоршню песка своему приятелю за шиворот. А человек, сидящий на скамейке, думает о том, что теперь, пожалуй, он бы так не смог... Он наклоняется, берет в руки небольшой прутик и начинает чертить им у ног. Но песок сухой и на нем не остаётся почти никакого следа. И человек думает о том, что ведь так, пожалуй, и всю жизнь!..

По дорожке садика идут двое.

— Какая чудная погода! — говорит она.

— И ты тоже! — говорит он.

Смеются, целуются, они счастливы.

— Вечер будет сегодня хороший! — говорит она.

— Я зайду за тобой? — спрашивает он.

— Если хочешь.

— Если хочу!

Они опять смеются, опять целуются, они опять счастливы — как, оказывается, мало нужно человеку! А человек, сидящий на скамейке, выворачивает карман брюк и разглядывает в нем дырку. И с усмешкой думает о том, что мелочи в его кармане теперь не место!

А по дорожке садика вновь идут: двое.

— И не забудь забрать Светочку из садика, — говорит она.

— Заберу-заберу, — отвечает он.

— И не задерживайся!

— Ну что ты!

Они не целуются. Они уже давно счастливы. Она уходит налево, он направо. И все на этом, похоже, заканчивается. Как просто! Как все у них просто!..

Жарко. Человек проводит тыльной стороной ладони по подбородку и думает о том, что надо привести лицо в порядок, о том, как он намажет лицо щекотливой пеной, медленно и с удовольствием побреется, а потом не торопясь будет смывать остатки пены холодной и чистой водой. Оса возвращается и начинает кружить около уха. Человек от неё отмахивается. Оса злится и звенит, но отлетает недалеко.

По дорожке садика идёт старик. Подходит и тяжко опускается на скамейку рядом с сидящим тут же человеком.

— Жарко!..

— Да, жарко, — отвечает человек. Он нагибается и пересчитывает муравьёв, ползущих через дорожку.

— А в прошлом году было не очень жарко, — говорит старик.

— Пожалуй, — соглашается человек.

— Я плохо переношу жару, — говорит старик. — А ты?

Человек не отвечает. Он понимает, почему к нему вдруг обратились на «ты». Он смотрит на старика и думает, что он не такой, что он совсем не так стар, что он почти молод… Это ведь так свойственно старым людям.

ВЕСНА (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Он ждал её, а она все не шла. Телефонная будка стояла возле её подъезда. Он вошёл в будку и набрал её номер:

— Это ты?

— Предположим, я.

— Почему ты не спустилась?

— А зачем?

— Нам нужно поговорить.

— О чем?

— Ну, я не знаю

— И я не знаю.

— Понятно.

— Ты знаешь кто?..

— Кто?

В трубке зашуршало, все перебило.

— Я не понял!

— Повторяю по буквам: Света, Валя, Оля, Люда, опять Оля, Чемберлен, на конце мягкий знак. Теперь понял? — «Сволочь». Зачем ты меня бросил?!

Он не ответил, повесил трубку на рычаг, дошёл до её подъезда и поднялся на её этаж, позвонил в дверь. Она открыла и, не пригласив его войти, сразу же ушла в комнату, присела к зеркалу.

«Зеркало, похоже, давно не протирали, — подумал он, с порога комнаты увидев цветы, стоящие в вазе у запорошенного пудрой зеркала. — Цветы, наверное, пахнут пудрой». — Постояв на пороге, он спросил:

— Это кто подарил тебе цветы?

Она пожала у зеркала плечами:

— Это я сама купила.

Он подошёл к ней и обнял её сзади и тоже посмотрелся в зеркало:

— Представляешь, я придумал фотографию: стакан, а в стакане две чайные ложки. Можно её называть «Одиночество». По-моему это смешно.

Она закинула назад голову и расхохоталась:

— Ни капельки!

А он увидел её быстрый язычок, весь в нежных пупырышках, розовый, нежный и прижатый к зубам.

— А по-моему должно быть смешно!

— Ну, да?

Обвив руками колени, она быстро повернулась к нему. Сморщилась обивка стула и сморщилась её юбка. Под юбкой полыхнул белый огонь. Он зажмурился. Потом, раздирая неожиданно слипшиеся ресницы, спросил:

— В твоей комнате почему-то всегда пахнет Новым годом. Почему? — А в её комнате было очень жарко и сквозь занавески на окнах занавески на небе сверкало солнце. — Как ты сказала? — спросил он раздумчиво, — Света, Валя, Оля, Люда?.. Люды не было!

—    И все-то ты врёшь, — ответила она. — Почему ты такой врун?

—    Ну, врун и врун. Что с меня возьмёшь?

Они вышли во двор. В садике возле её дома мальчишки-школьники жгли прозрачными «прожигалками» рукава своих пальто. А её пальто висело в коридоре и от него отдавало холодом — он чувствовал это локтем через рукав своего пальто. Он развернул её за руку к себе, а она посмотрела на него внезапно расширившимися глазами.

— Что? — спросила она.

— Это весна! — сказал он.

И они сели на скамейку. Около них бегали дети. Дети играли в весну. На скамейке сидели двое: он и она. И были счастливы. Как могут быть счастливы только люди, пережившие не одну осень.

НОЧЬ (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

Тёмный сад за окном высасывает мои глаза. Ночь. Фонари за холодным стеклом. Пропасть.

В стекле отражается комната, настольная лампа, пылавшая для меня полвечера. Краткосрочная разлука со всеми. Нервный стук огромной печатной машинки (раньше ведь печатали на пишущих машинках, а не на компьютерах!) — это тогда, когда я знаю, о чем следует писать. Когда мысли прекращают свой неторопливый отсюда побег, машинка замолкает и комната наполняется тишиной. И те же самые мысли, которые только что уносили меня прочь из обыденной жизни, начинают прилепляться к предметам: пепельнице, настольной лампе и будильнику, совершая привычный хоровод вокруг одного: опять у меня ничего не получается! И рассказ не пишется, хоть убей, и повесть никак начаться не может. Наверное, я просто мало о ней думаю. И я начинаю привычно думать о чем-то обыденном: о жизни, которой живу или пытаюсь жить. И от этого повесть моя окончательно отодвигается на второй план, и я вперяюсь взглядом в чёрный провал окна, и ночь начинает сосать мой мозг. Наверное, впереди откроется для меня надежда: удачный день, удачное слово и не менее удачное свидание. Но вот только ночь... Ночь за моим окном!.. И скоро можно будет перейти к обычному ничегонеделанию, потому что рассказ о том, как я живу, похоже, уже написан. Но ночь за окном сосёт мои глаза! Фонари за холодным стеклом, Что же впереди, завтра? Жизнь впереди. Встать рано утром и пойти на работу. Говорить о чем-то, ходить, думать и очень много курить. И отдавать себе отчёт в том, что все это в той или иной степени абсолютно бессмысленно. И целебна для меня лишь одна она — убогая и сияющая, вся в призрачных цветных невесомостях одинокая ночь за окном!

ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ (стра-ашная история) (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год),  в газете «Петербургский дневник» № 47 от 15 марта 2019 года. Тиражом 150 000 экз.

Надвигавшейся сессии Алёшка ждал с ужасом: в очередной раз проходили испытание его честолюбивые жизненные планы – будущая карьера, говоря деловым языком. Вопрос был, конечно же, не в том, чтобы он чего-нибудь совершенно не знал, отнюдь! – точно так же, как и большинство студентов, Алёшка не очень аккуратно посещал лекции и также не очень аккуратно вёл конспекты, между тем (как и подавляющее большинство студентов) ухитряясь что-то усвоить. Но вопрос заключался в том, что вот уже четыре года подряд во время экзаменов он, Алёшка, отчаянно влюблялся. Буквально насмерть. Или, во всяком случае, на всю жизнь. Это происходило с ним в школе и все четыре года в институте.

Впервые это случилось в одиннадцатом классе на консультации по математике. И было это так: учитель что-то рассказывал, и Алёшка что-то записывал. За окнами была весна, отчего в голову заскакивали, вообще говоря, мало относящиеся к предстоящему экзамену мысли и – в частности – после занятий купить новую катушку для спиннинга и податься с ребятами на карьер... И вдруг неизвестно отчего Алёшке заёрзалось. Он посмотрел налево – весна, ничего особенного, такая же, как и в прошлом году. Посмотрел направо – обыкновенная классная дверь. Тогда он обернулся назад... И зачем только он обернулся! – что-то брызнуло ему в глаза зелёным цветом и он обмер: он увидел... её, ту, о которой мечтал долгими ночами без сна. И в этот момент Алёшка окончательно и бесповоротно влюбился. Насмерть. То есть, на всю жизнь. И лишь после строгого замечания учителя Алёшка сообразил, что зелёные глаза эти были глазами Наташки, девушки из их класса, которую он раньше не замечал.

И начался для Алёшки кошмар: всю ночь он грезил. О чём? Наутро он вряд ли мог вспомнить точно, ведь дело происходило во сне! На экзаменах он мучился, отвечал невпопад. Да и разве мог он вести себя иначе? – в груди его бушевали океаны! В результате – тройка. И на следующем экзамене опять она же, проклятая. А потом четвёрка. А потом снова проклятая. Дальше, правда, пошло лучше: после третьего экзамена они с Наташкой сходили в кино и немного погуляли по городу, отчего влюблённость как-то сама собой пошла на убыль. Пока не окончилась. Но вскоре стряслась новая беда...

На первом курсе института перед экзаменами мать послала Алёшку в гастроном, где в очереди он приглядел курносую девчушку с таким же, как и у него, рюкзачком. Алёшка мрачно усмехнулся и подумал: а что, если всё случится так же, как и в прошлом году? Тут же всё оно как раз и случилось: он опять смертельно влюбился! И опять ночью грезил. Было лето. В соседнем парке негромко щёлкали городские соловьи. Алёшка спал и видел сны один замечательнее другого. А на экзаменах нёс околесицу. Опять в его груди бушевали океаны. Результат? Она, проклятая! Хотя Алёшка рассчитывал на законную пятёрку. Все остальные экзамены, разумеется, тоже пошли кувырком, и Алёшка лишился стипендии, которую заработал, прилично сдав вступительные экзамены в институт, когда влюблённость в Наташку закончилась.

Первый экзамен на втором курсе Алёшка едва вытянул и на проклятую – привычка влюбляться давала себя знать. На этот раз в качестве объекта он выбрал актрису Анну Самохину в одном из телевизионных фильмов.

Третий курс мог закончиться так же плачевно, как и два предыдущих, поэтому накануне экзаменов Алёшка решил из комнаты не выходить, не включать телевизор и не принимать гостей, а все вопросы решать только по телефону. Для чего и набрал номер институтского приятеля...

– Да? – ответила трубка приятным женским голосом. – Говорите! Я слушаю!..

– Э... Э... – начал Алёшка, чувствуя, как в его душе оживают безбрежные океаны. – Стасик... он что?.. Он дома? Нет?

– Такие здесь не живут, – ответила трубка и отключилась.

И всё на этом закончилось. Алёшка опять влюбился. В кого на этот раз? Он не знал. Он даже не мог вспомнить номер, который по ошибке набрал. Он лежал на диване и грезил. Результат? Результат, разумеется, оказался прежним – она, проклятая! С остальными экзаменами получилось не многим лучше.

Прошёл ещё год. И настал в жизни Алёшки день, с которого собственно и начался этот страш-шный рассказ.

Сидя перед экзаменатором и отвечая на вопросы, Алёшка с удовлетворением вспоминал вчерашний день: как волновался он, возвращаясь домой из института и стараясь не смотреть по сторонам – ведь наутро предстоял ему наиважнейший в его жизни экзамен! Как по дороге заметил он молодую женщину с коляской, опасно двигавшуюся ему навстречу, и как на всякий случай свернул с дороги в сторону. И как потом вечером сидел за конспектами. И как не смотрел на улицу и не включал телевизор, а телефон выдернул из розетки совсем!

Словом, преподаватель задавал вопросы, Алёшка отвечал, между делом размышляя о наболевшем.

– Ну что ж, – вздохнул преподаватель, – За такой ответ больше двойки я вам поставить не могу! Придётся нам с вами встретиться ещё раз!

От неожиданности Алёшка открыл рот, чтобы возмутиться, но, глянув на преподавателя, увидел, что тот уже был занят следующим студентом. Алёшка поднялся и пошёл к двери.

Возле института стояла скамейка. Обескураженный Алёшка рухнул на неё и принялся вертеть в руках зачётку.

– Провалился? – долетел до него звонкий девичий голос.

– Угу, – глухо буркнул Алёшка и покосился: рядом с ним на скамейке пристроилась худенькая незнакомая девушка.

– А я тоже провалилась! – неожиданно призналась она.

Алёшка пригляделся к девушке: ветер трепал на её виске тоненькую прядь волос. И тут же Алёшка не удержался и, как говорится, не сходя с места, влюбился. Отчаянно. Насмерть. Или уж во всяком случае, на всю жизнь! И только после этого – страшно подумать! – на пересдаче самого важного в своей жизни экзамена он вытянул на свою привычную и спасительную проклятую тройку!

ОСЕННИЙ ВАЛЬС (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

От станции метро «Владимирская» до коммерческой фирмы, где работала недавно приехавшая в этот всегда немного пугавший её город Марина – а именно так звали эту симпатичную, пугливую и чуть-чуть провинциальную девушку – было ровно семь минут ходьбы. Против обыкновения очутившись на улице пятнадцатью минутами раньше, что стало ясно после того как звонко и на весь район пробили колокола Владимирского собора, она сообразила, что в её распоряжении оказалось несколько «нештатных» минут: невнимательно глянув на ручные часы, она раньше времени выскочила из дома. «По Кузнечному переулку до улицы Марата и по ней налево, потом ещё раз налево и по Колокольной до переулка, название которого почему-то никак не запомнить, и дальше до небольшого садика с круглой цветочной клумбой и несколькими скамейками, там можно перекурить», – решила Марина.

В редкие свободные минуты она продолжала изучать новый для неё город фрагментами, поэтому заскочила в первую попавшуюся ей по дороге парадную – так почему-то было тут принято называть парадный подъезд дома, чтобы поправить сбивавшиеся в суматохе утренних сборов колготки. И вдруг заметила, как сверху по лестнице спускался к ней мужчина лет тридцати пяти.

«Будет приставать!» – привычно и равнодушно подумалось Марине, но мужчина прошёл мимо, даже в её сторону не взглянув.

Эта небольшое происшествие отчего-то девушку расстроило: во всяком случае, идти курить в садик ей расхотелось. Марина вышла из «парадной» и направилась обратно к метро. Поэтому мужчина, только что встреченный ею на лестнице, оказался впереди неё на несколько десятков шагов.

«Интересно, как его зовут?» – вдруг подумалось Марине, и она улыбнулась этому неожиданному вопросу и тут же задала себе другой, ещё более неожиданный: «Интересно, а как он целуется?»

Шла вторая неделя сентября, начиналось и всё никак не могло начаться бабье лето. Убийца-зима ещё только-только готовилась лить на город свой мертвенный свет, но уже повсеместно невидимые оркестры начали прощаться с жизнью, разводить кисель вальсов: «Когда кончается любовь», «Судьба» и прочую такую же лабуду.

Марина шла по залитому неярким светом тротуару вслед за встреченным ею на лестнице мужчиной и, пряча от редких встречных прохожих улыбку, прикидывала: «Лицо у него бесчувственное! Или даже не бесчувственное, а какое-то равнодушное, что ли! Интересно, а он женат?»

При желании девушка легко могла бы догнать этого малоинтересного мужчину ещё до рынка, и, поравнявшись с ним, боковым зрением, необычайно развитым у женщин, разглядеть его как следует, но... «Господи, какая же я идиотка!» – заключила Марина и, когда мужчина из её поля зрения пропал, словно куда-то провалился, решила завернуть в небольшой садик, который она прежде без всякого интереса проскакивала потому, что там не было скамеек и где теперь тоже можно было перекурить (это ничего что стоя). Да и уличные часы напомнили ей, что у неё оставалось «на жизнь» только восемь минут. Марина уже подходила к этому садику, чтобы воспользоваться оставшимся у неё временем, как из этого «неинтересного» ей прежде садика вновь вышел тот же самый неинтересный ей мужчина и пошёл прямо на неё.

«Всё-таки клюнул!» – с радостью и одновременно с каким-то разочарованием подумала Марина и приготовила несколько колких фраз мужчине навстречу, но он вновь прошёл мимо и на этот раз не обратив на девушку внимания.

И Марина растерялась – у себя дома, в далёком Пятигорске, она, как ей не раз говорили, входила в десятку первых красавиц. Ещё не зная толком, что предпринять, она чуть резче, чем требовалось (дома в детстве она посещала балетную школу), крутанулась на месте, чтобы сердитым взглядом выстрелить мужчине вслед, отчего под левой ногой у неё что-то хрустнуло, нога её провалилась в пустоту и сделалась на несколько сантиметров короче.

В голове у Марины тут же промелькнула сумма денег, недавно потраченных на новые туфли, а за ней пролетели перед её мысленным взором старые туфли, привезённые из дома и ныне пылящиеся под шкафом в квартире на окраине города, где они с новой подругой снимали комнату. Она обвела глазами улицу: никакого «холодного» сапожника, разумеется, поблизости не было. Да и какой «холодный сапожник» – до работы оставалось ровно пять минут!

«Подонок!» – заключила Марина с хорошо определившейся злостью, легко оторвала надломившийся каблук и шагнула. Походка девушки тут же сделалась нелепой и жалкой, и она вынуждена была скинуть с ноги и вторую туфлю, как часто это делала летом дома, в родном и тёплом Пятигорске, лежащим между Машуком и Бештау, который старые друзья Марины тоже иногда между собой называли «Питером».

«Черт с ними, с колготками, как-нибудь дойду!» – ручные часы напомнили девушке, что на «жизнь» оставалось у неё теперь только четыре минуты.

Марина быстро шла к площади, ощущая неприятный и какой-то зимний холодок, но не в ногах, а вдруг слепившийся в её нежном и пугливом сердце словно снежок, и мечтая теперь только о том, как бы быстрее добраться до работы. И вдруг заметила перед собой того же самого мужчину, виновника всех её несчастий: на этот раз он стоял на тротуаре и разглядывал девушку в упор.

Марина вспыхнула, но в следующую же секунду справилась с собой и также в упор и тоже молча посмотрела на мужчину, боясь увидеть на его лице усмешку. Но мужчина смотрел на неё спокойно и даже с каким-то удивлением.

«Нахал! – подумала она. И вслед за этим выскочила откуда-то последняя, случайная и безвольная мысль: – Дурак, хоть бы из приличия пристал, что ли, туфель ведь жалко!» – Марина уже шагнула на тротуар и прошла мимо мужчины, что-то негромкое буркнув про себя.

Она уже перешла площадь (обычно с этой площади и начинается в этом славном городе осень – заметил однажды кто-то из её новых друзей) и подходила к подворотне проходного двора, от которого было ровно три минуты до её офиса, как мужчина, неподвижно стоящий на тротуаре, наконец, повернулся и посмотрел девушке вслед. Он не пошёл за ней, хотя внутренний голос подсказывал ему этот единственно правильный шаг. Он не послушался своего внутреннего голоса, остался стоять на тротуаре как вкопанный, и через три минуты Марина уже сидела за своей конторкой.

Дело с каблуком в полчаса уладилось благодаря помощи её заботливых сотрудников, но весь последующий день девушка упорно восстанавливала в памяти свою неудачную утреннюю прогулку, во время которой какая-то властная сила заставила её кружить по району, выделывая совершенно чуждые ей «па» – неспроста ведь так пугал её этот город! И мужчина, встреченный ею случайно, но почему-то трижды подряд и тоже безвольно круживший вместе с ней по пустеющим улицам, весь день ловил в памяти ускользающее красивое лицо пугливой девушки и думал о том, что так странно встретились в городе два человека, которые, возможно, были очень нужны друг другу. А может быть, наоборот, не нужны вовсе, и всё это ему только показалось.

«Когда кончается любовь»? «Судьба»? Или как там он называется, этот дурацкий вальс?

ВУНДЕРКИНД (сборник «Путешествие свободного человека, или Как разлюбить женщину?», дорожная библиотека «Паровозъ», из-во Союза российских писателей, 2018 год)

В поликлинике в небольшой очереди возле зубоврачебного кабинета на коленях своего отца сидел трёхлетний Боренька – герой о котором и пойдёт речь в этом рассказе. Вчера у героя разболелся зубик. Это в три-то года? – спросит, наверное, кто-то. Фантастика! Но удивительный мальчик этот был носителем и других, не менее удивительных качеств: очередь с больными зубами (или вовсе без оных) прислушивалась к немыслимому разговору, который трёхлетний карапуз вёл со своим отцом.

– Пли анализе плана изусяют содолжание финансовой деятельности пледплиятия. Сто конклетно пловеляют, папоська? Говоли сколее, не то я писать сколо захосю...

Папа вундеркинда, как это принято теперь говорить, «хорошо известный в узких кругах» банковский контролёр, пересадив Бореньку с колена на колено, объяснил:

– Ну, Боренька, первое – это, конечно, соблюдение финансовой, кредитно-кассовой и расчётно-платежной дисциплины.

– Ну, это всё понятно. А сто исё?

– Всё, Боренька, всё проверяют. Каждый гвоздик. Для предприятия банк – то же самое, что для хулигана полицейский.

– Полисейский, дядя... – объяснился Боренька сам с собой, топорща губки.

В очереди засмеялись. Сосед наклонился к папе вундеркинда и строго спросил:

– Сколько лет мальчику?

– Три года, – с охотой ответил боренькин папа.

Кто-то в очереди ахнул и шёпотом заругался, что взрослые сызмальства учат детей малопонятным вещам, отнимают у них детство. На что боренькин папа не без гордости возразил:

– Па-азвольте! Боренька у нас вундеркинд. Первый в истории случай, когда ребёнок унаследовал память отца! Заметьте – полностью!

– Никаких психических отклонений? – поинтересовался тот же строгий сосед.

– Абсолютно! – замотал головой счастливый отец. – Феноменальная память!

– Вот счастье-то, – вздохнула дальняя древняя старушка с молодыми искусственными зубами. – А моего внука-оболтуса из института попёрли... Ваш, наверное, профессором будет?

– Берите выше, – ответил отец вундеркинда. – Никак не меньше академика! В этом году мы заканчиваем пятый класс. Глядишь, через пару годиков и университетский диплом. Правда, сынок? Дисциплины теперь изменились, поэтому сперва придётся походить в школу.

Очередь возбуждённо и восторженно заговорила.

В этот момент из кабинета, возле которого она собралась, вышла молодая, красивая, ладно сбитая, рыжая медсестра. Из тех, которые не только красивы, но и знают о том, как они красивы! Покачивая бёдрами, пошла вдоль очереди. Обронила небрежное:

– Попрошу следующего!

Когда медсестра проходила мимо вундеркинда, боренькин отец смерил её с ног до головы понимающим взглядом и тихонько вздохнул. В ответ сестра тоже понимающе улыбнулась ему уголком рта.

– Б..! – внезапно и громко на весь коридор сказал с колен своего папы Боренька.

Сестра встала как вкопанная.

– Б..! – повторил Боренька и добавил: – И какая классная ж..! (Только добавил он это, конечно, по своему – через букву «з» – И какая классная з..!).

Боренькин папа заметно покраснел и опустил глаза. Сестра злыми глазами принялась шарить по очереди, отыскивая своего обидчика. Улыбнувшись ей навстречу, вундеркинд спросил:

– Как у нас насцет лестолана?

Сестра открыла было рот, попыталась что-то ответить, но лишь беззвучно, как рыба, сглотнула и кинулась прочь по коридору поликлиники.

Повисла довольно неприятная пауза. Боренькин папа, поигрывая желваками, продолжал смотреть в пол.

– А мальчишка-то прав! – вдруг громко сказал кто-то из очереди.

– Это вы насчёт чего? Это насчёт ж... что ли?

– Ну да. Устами младенцев иногда, знаете ли!..

– Да ну вас, в самом деле!

– Настоящий вундеркинд!

– Интересно, кто его этому научил?

– Наверное, где-то на улице услышал, – через силу улыбнувшись и подняв голову, объяснил боренькин папа очереди. – Сынок, чтобы я этого больше никогда!.. Ты хорошо понял?!

– Холосо, больсе не услысис, – пообещал Боренька.

– И какой послушный ребёнок! – тут же заметил кто-то.

После чего, посовещавшись, очередь единодушно решила пропустить вундеркинда с его папой к врачу без очереди. Когда за ними закрылась дверь, очередь опять возбуждённо и восторженно заговорила. И только один голос ей возражал, пытаясь перебить другие голоса:

– Это ещё не известно – станет ли этот вундеркинд академиком или даже кем-нибудь повыше! Это ещё неизвестно! Но совершенно ясно одно: Бореньке будет одиноко и, пожалуй, очень неинтересно жить на свете!..

ОФИЦИАЛЬНО НЕ ПУБЛИКОВАВШИЕСЯ (НО ТОЖЕ ХОРОШИЕ) РАССКАЗЫ

вскоре тоже будут опубликованы